https://www.youtube.com/watch?v=xRut3XdeFns
Сидит как-то Пореченков у ведущего в студии, попивает чай из кружки с надписью «Я ♥ собак, но не слишком близко», и ведущий такой, вежливо наклоняясь:
— Михаил, расскажите что-нибудь невероятное со съёмок «Агента национальной безопасности».
И Пореченков сразу загорается, как лампочка, которую вставили в слишком сильную розетку:
— Ох, было дело… Сцена, значит, такая: я бегу от собак. Ну, типа опасность, всё такое. Собаки тренированные, умные, им ещё гонорар хотели платить, но сказали, что у них нет счёта в банке. Ну да ладно.
Он делает важную паузу, как будто собирается сообщить государственную тайну, хотя на самом деле собирается говорить полную чушь.
— Перед съёмкой, — продолжает он, — я вижу, как эти собаки отрабатывают трюк. Тренеру дали тренировочный манекен. Причём манекен был какой-то… странный. Особенно между ног. Я бы сказал — подозрительно объёмный, как будто кто-то туда напихал пружин от дивана. И вот собаки начинают его кусать. Но не просто кусать — а строго между ног! С таким рвением, что казалось, будто они мстят этому манекену за неоплаченные налоги.
Ведущий уже жмурится от нелепости, но Пореченков не останавливается, наоборот — раскручивается, как вентилятор на максимальной скорости.
— И вот, — говорит он, — снимаем сцену. Я бегу. Бегу красиво, мужественно, почти по-геройски. Тут слышу: «Собаки погнали!». Я оглядываюсь… и вижу, что они бегут прямо на меня. В глаза им смотрю — а там такая решительность, как будто они знают секретную команду «мордой — туда!».
Он наклоняется к ведущему:
— И тут… Я чувствую… что у меня… ширинка… расстёгнута.
Он делает такой вид, будто это трагедия века.
— И не просто расстёгнута. А прям… ну… торчит. Прям торчит. Я бегу и думаю: «Вот сейчас эти собаки решат, что я тот самый манекен». А я, между прочим, вообще не манекен, я актёр!
Ведущий краснеет от попытки не рассмеяться, а Пореченков продолжает:
— И я, понимаете, бегу быстрее. Прям быстрее быстрее. Я так ускорился, что если бы поставили рядом гепарда, он бы сказал: «Эээ… я пас». Собаки отстают. Все. Кроме одной. Одна бежит. И смотрит. Но не просто смотрит — а оценивает. Как будто выбирает угол атаки.
Он делает трагический жест:
— И я думаю: «Куда спрятать гордость нации?!». Куда? Куда угодно! Но вокруг только трава! А трава низкая! А собака — высокая! Я уже почти готов был нырнуть головой в землю, как сурок, но тут вижу дерево. Большое дерево. Высокое дерево. Красивое дерево. Моё спасение.
Он закатывает глаза:
— И я, конечно же, взлетел на это дерево. Я не помню, как. Может, я левитацию освоил, может, дерево меня засосало, не знаю. Но я оказался на ветке. Сижу. Держу одной рукой ветку, другой — прикрываю честь семьи. Снизу собака сидит, смотрит на меня, хвостом в землю долбит, будто считает удары судьбы.
Пореченков вздыхает:
— Вот так и сняли сцену. Успешно. С собакой, которая слишком сильно верила в метод актёрской игры.
Он заканчивает, а ведущий только смотрит, медленно моргает и спрашивает:
— Михаил… Это… правда?
А Пореченков пожимает плечами:
— Ну… история тупая, но я же предупреждал.
